Русские народные сказки
Архиерей
Богатый поп заспорил с бедным попом об одном селе. Стали они жаловаться преосвященному. Вызвал он к себе бедного и богатого. Они приходят к нему. Архиерей и говорит:
— Из попов-то есть дураки! Нашли о чем спорить!
Спрашивает у богатого?
— Какой час?
Тот вытаскивает часы из кармана. Архиерей говорит:
— Двадцать лет ты учен, а оказываешься дураком! Должен был посмотреть на сегодняшнее число и это время, что нужно начинать петь, что в какой час поется: глас первый или глас восьмой! Ну-ка ты, — говорит архиерей бедному попу, — отвечай, голубчик, когда умеешь с богатыми судиться!
— Говорите, ваше преосвященство!
— А что сегодня бог делает?
— А мне сказали, что его дома нет, — я был у него!
— А где же он сегодня?
— Поехал в степь!
— Зачем?
— Пеньку скупать!
— На что ж ему пенька?
— А кнут вить!
— На что?
— А вас бить, зачем небыли спрашивать!
— Молодец! — сказал архиерей. — Село остается за тобой!
— Из попов-то есть дураки! Нашли о чем спорить!
Спрашивает у богатого?— Какой час?
Тот вытаскивает часы из кармана. Архиерей говорит:
— Двадцать лет ты учен, а оказываешься дураком! Должен был посмотреть на сегодняшнее число и это время, что нужно начинать петь, что в какой час поется: глас первый или глас восьмой! Ну-ка ты, — говорит архиерей бедному попу, — отвечай, голубчик, когда умеешь с богатыми судиться!
— Говорите, ваше преосвященство!
— А что сегодня бог делает?
— А мне сказали, что его дома нет, — я был у него!
— А где же он сегодня?
— Поехал в степь!
— Зачем?
— Пеньку скупать!
— На что ж ему пенька?
— А кнут вить!
— На что?
— А вас бить, зачем небыли спрашивать!
— Молодец! — сказал архиерей. — Село остается за тобой!
***
Арысь-поле
У старика была дочь-красавица, жил он с нею тихо и мирно, пока не женился на другой бабе, а та баба была злая ведьма. Невзлюбила она падчерицу, пристала к старику:
— Прогони ее из дому, чтоб я ее и в глаза не видела.
Старик взял да и выдал свою дочку замуж. Живет она с мужем да радуется, и родился у них мальчик.
А ведьма еще пуще злится, зависть ей покоя не дает; улучила она время, обратила свою падчерицу зверем Арысь-поле и выгнала в дремучий лес, а в падчерицыно платье нарядила свою родную дочь и подставила ее вместо стариковой дочери.
Так все хитро сделала, что ни муж, ни люди — никто обмана не заметил. Только старая мамка одна и смекнула, а сказать боится.
С того самого дня, как только ребенок проголодается, мамка понесет его к лесу и запоет:
— Арысь - поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
Арысь - поле прибежит, сбросит свою шкурку под колоду, возьмет мальчика, накормит; после наденет опять шкурку и уйдет в лес.
«Куда это мамка с ребенком ходит?» — думает отец. Стал за нею присматривать и увидал, как Арысь-поле прибежала, сбросила с себя шкурку, стала кормить малютку.
Отец подкрался из-за кустов, схватил шкурку и спалил ее.
— Ах, что-то дымом пахнет; никак, моя шкурка горит! — говорит Арысь-поле.
— Нет, — отвечает мамка, — это, верно, дровосеки лес подожгли.
Шкурка сгорела, Арысь - поле приняла прежний вид и рассказала все мужу.
Тотчас собрались люди, схватили ведьму и прогнали ее вместе с ее дочерью.
— Прогони ее из дому, чтоб я ее и в глаза не видела.
Старик взял да и выдал свою дочку замуж. Живет она с мужем да радуется, и родился у них мальчик.
А ведьма еще пуще злится, зависть ей покоя не дает; улучила она время, обратила свою падчерицу зверем Арысь-поле и выгнала в дремучий лес, а в падчерицыно платье нарядила свою родную дочь и подставила ее вместо стариковой дочери.
Так все хитро сделала, что ни муж, ни люди — никто обмана не заметил. Только старая мамка одна и смекнула, а сказать боится.
С того самого дня, как только ребенок проголодается, мамка понесет его к лесу и запоет:
— Арысь - поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
Арысь - поле прибежит, сбросит свою шкурку под колоду, возьмет мальчика, накормит; после наденет опять шкурку и уйдет в лес.
«Куда это мамка с ребенком ходит?» — думает отец. Стал за нею присматривать и увидал, как Арысь-поле прибежала, сбросила с себя шкурку, стала кормить малютку.
Отец подкрался из-за кустов, схватил шкурку и спалил ее.
— Ах, что-то дымом пахнет; никак, моя шкурка горит! — говорит Арысь-поле.
— Нет, — отвечает мамка, — это, верно, дровосеки лес подожгли.
Шкурка сгорела, Арысь - поле приняла прежний вид и рассказала все мужу.
Тотчас собрались люди, схватили ведьму и прогнали ее вместе с ее дочерью.
***
Афонька! Где был-побывал?
— Афонька! Где был-побывал, как от меня убежал?
— В вашей, сударь, деревне — у мужика под овином лежал.
— Ну, а кабы овин-то вспыхнул?
— Я б его прочь отпихнул.
— А кабы овин-то загорелся?
— Я бы, сударь, погрелся.
— Стало, ты мою деревню знаешь?
— Знаю, сударь.
— Что, богаты мои мужички?
— Богаты, сударь! У семи дворов один топор, да и тот без топорища.
— Что ж они с ним делают?
— Да в лес ездят, дрова рубят: один-то дрова рубит, а шестеро в кулак трубят.
— Хорош ли хлеб у нас?
— Хорош, сударь! Сноп от снопа — будет целая верста, копна от копны — день езды.
— Где ж его склали?
— На вашем дворе, на печном столбе.
— Хорошее это дело!
— Хорошо, да не очень: ваши борзые разыгрались, столб упал — хлеб в лохань попал.
— Неужто весь пропал?
— Нет, сударь! Солоду нарастили да пива наварили.
— А много вышло?
— Много! В ложке растирали, в ковше разводили, семьдесят семь бочек накатили.
— Да пьяно ли пиво?
— Вам, сударь, ковшом поднести да четвертным поленом сверху оплести, так и со двора не свести.
— Что ж ты делал, чем промышлял?
— Горохом торговал.
— Хорошо твое дело!
— Нет, сударь, хорошо, да не так.
— А как?
— Шел я мимо попова двора, выскочили собаки, я бежать — и рассыпал горох. Горох раскатился и редок уродился.
— Худо же твое дело!
— Худо, да не так!
— А как?
— Хоть редок, да стручист.
— Хорошо же твое дело!
— Хорошо, да не так!
— А как?
— Повадилась по горох попова свинья, все изрыла-перепортила.
— Худо же, Афонька, твое дело!
— Нет, сударь, худо, да не так.
— А как?
— Я свинью-то убил, ветчины насолил.
— Эй, Афонька!
— Чего извольте?
— С чем ты обоз пригнал?
— Два воза сена, сударь, да воз лошадей.
— А коня моего поил?
— Поил.
— Да что же у него губа-то суха?
— Да прорубь, сударь, высока.
— Ты б ее подрубил.
— И так коню четыре ноги отрубил.
— Ах, дурак, ты мне лошадь извел!
— Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел.
— Ты, никак, недослышишь?
— И так коня не сыщешь.
— Жену мою видел?
— Видел.
— Что ж, хороша?
— Как пестра!
— Как?
— Словно яблочко наливное.
— В вашей, сударь, деревне — у мужика под овином лежал.
— Ну, а кабы овин-то вспыхнул?
— Я б его прочь отпихнул.
— А кабы овин-то загорелся?
— Я бы, сударь, погрелся.
— Стало, ты мою деревню знаешь?
— Знаю, сударь.
— Что, богаты мои мужички?
— Богаты, сударь! У семи дворов один топор, да и тот без топорища.
— Что ж они с ним делают?
— Да в лес ездят, дрова рубят: один-то дрова рубит, а шестеро в кулак трубят.
— Хорош ли хлеб у нас?
— Хорош, сударь! Сноп от снопа — будет целая верста, копна от копны — день езды.
— Где ж его склали?
— На вашем дворе, на печном столбе.
— Хорошее это дело!
— Хорошо, да не очень: ваши борзые разыгрались, столб упал — хлеб в лохань попал.
— Неужто весь пропал?
— Нет, сударь! Солоду нарастили да пива наварили.
— А много вышло?
— Много! В ложке растирали, в ковше разводили, семьдесят семь бочек накатили.
— Да пьяно ли пиво?
— Вам, сударь, ковшом поднести да четвертным поленом сверху оплести, так и со двора не свести.
— Что ж ты делал, чем промышлял?
— Горохом торговал.
— Хорошо твое дело!
— Нет, сударь, хорошо, да не так.
— А как?
— Шел я мимо попова двора, выскочили собаки, я бежать — и рассыпал горох. Горох раскатился и редок уродился.
— Худо же твое дело!
— Худо, да не так!
— А как?
— Хоть редок, да стручист.
— Хорошо же твое дело!
— Хорошо, да не так!
— А как?
— Повадилась по горох попова свинья, все изрыла-перепортила.
— Худо же, Афонька, твое дело!
— Нет, сударь, худо, да не так.
— А как?
— Я свинью-то убил, ветчины насолил.
— Эй, Афонька!
— Чего извольте?
— С чем ты обоз пригнал?
— Два воза сена, сударь, да воз лошадей.
— А коня моего поил?
— Поил.
— Да что же у него губа-то суха?
— Да прорубь, сударь, высока.
— Ты б ее подрубил.
— И так коню четыре ноги отрубил.
— Ах, дурак, ты мне лошадь извел!
— Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел.
— Ты, никак, недослышишь?
— И так коня не сыщешь.
— Жену мою видел?
— Видел.
— Что ж, хороша?
— Как пестра!
— Как?
— Словно яблочко наливное.
***
Баба да два солдата
Повезла баба в город кринку масла продавать; время-то шло к масленой. Нагоняют ее два солдата: один позади остался, а другой вперед забежал и просит бабу:
— Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста.
Баба слезла с воза и принялась подпоясывать.
— Да покрепче подтяни!
Баба подтянула покрепче.
— Нет, это туго; ослабь маленько.
Отпустила послабже.
— Уж это больно слабо будет: закрепи потуже.
Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову.
— Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу, — говорит солдат.
На здоровье, служба!
Приехала баба в город, хвать — а масла как не бывало!
— Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста.
Баба слезла с воза и принялась подпоясывать.
— Да покрепче подтяни!
Баба подтянула покрепче.
— Нет, это туго; ослабь маленько.
Отпустила послабже.
— Уж это больно слабо будет: закрепи потуже.
Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову.
— Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу, — говорит солдат.
На здоровье, служба!
Приехала баба в город, хвать — а масла как не бывало!
***
Баба и Медведь
Поехала бабка в лес по дрова. Вдруг слышит: в болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь идет.
— Бабка, бабка, съем я кобылку.
— Не тронь кобылку, я тебе за это крепушку дам.
— Ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот в другой раз поехала бабка по дрова. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь идет.
— Бабка, бабка, а я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это теплушку дам.
— Ну ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот в третий раз поехала бабка в лес за дровами. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь уж тут.
— Бабка, бабка, я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это потом байку скажу.
— Ну ладно же.
Не тронул медведь кобылку.
Бабка домой приехала, кобылку во двор поставила, ворота подперла, натопила жарко избу, поужинала да и спать.
Пришел медведь да в ставень — стук-стук!
— Бабка, давай посуленное.
— Что тебе посулено?
— А крепушка.
— Ох-хо-хо, изба у бабушки крепко заперта.
Медведь лапой — тук-тук-тук!
— Бабка, давай другое посуленное.
— Что тебе посулено?
— А теплушка.
— Ох-хо-хо, тепло бабушке на печи сидеть.
Подождал медведь немножко и опять стучится — тук-тук-тук!
— Чего тебе?
— Давай, бабка, третье посуленное.
— Что тебе посулено?
— А потомбайка.
— Байка-то? Потом в лес не едут — дров и так много!
Так и обманула бабка медведя.
— Бабка, бабка, съем я кобылку.
— Не тронь кобылку, я тебе за это крепушку дам.
— Ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот в другой раз поехала бабка по дрова. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь идет.
— Бабка, бабка, а я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это теплушку дам.
— Ну ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот в третий раз поехала бабка в лес за дровами. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь уж тут.
— Бабка, бабка, я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это потом байку скажу.
— Ну ладно же.
Не тронул медведь кобылку.
Бабка домой приехала, кобылку во двор поставила, ворота подперла, натопила жарко избу, поужинала да и спать.
Пришел медведь да в ставень — стук-стук!
— Бабка, давай посуленное.
— Что тебе посулено?
— А крепушка.
— Ох-хо-хо, изба у бабушки крепко заперта.
Медведь лапой — тук-тук-тук!
— Бабка, давай другое посуленное.
— Что тебе посулено?
— А теплушка.
— Ох-хо-хо, тепло бабушке на печи сидеть.
Подождал медведь немножко и опять стучится — тук-тук-тук!
— Чего тебе?
— Давай, бабка, третье посуленное.
— Что тебе посулено?
— А потомбайка.
— Байка-то? Потом в лес не едут — дров и так много!
Так и обманула бабка медведя.
***
Баба-Яга
Жили-были муж с женой, и была у них дочка. Заболела жена и умерла. Погоревал-погоревал мужик да и женился на другой.
Невзлюбила злая баба девочку, била ее, ругала, только и думала, как бы совсем извести, погубить.
Вот раз уехал отец куда-то, а мачеха и говорит девочке:
— Поди к моей сестре, твоей тетке, попроси у нее иголку да нитку — тебе рубашку сшить.
А тетка эта была баба-яга, костяная нога. Не посмела девочка отказаться, пошла, да прежде зашла к своей родной тетке.
— Здравствуй, тетушка!
— Здравствуй, родимая! Зачем пришла?
— Послала меня мачеха к своей сестре попросить иголку и нитку — хочет мне рубашку сшить.
— Хорошо, племянница, что ты прежде ко мне зашла, — говорит тетка. — Вот тебе ленточка, масло, хлебец да мяса кусок. Будет там тебя березка в глаза стегать — ты ее ленточкой перевяжи; будут ворота скрипеть да хлопать, тебя удерживать — ты подлей им под пяточки маслица; будут тебя собаки рвать — ты им хлебца брось; будет тебе кот глаза драть — ты ему мясца дай.
Поблагодарила девочка свою тетку и пошла.
Шла она, шла и пришла в лес. Стоит в лесу за высоким тыном избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, а в избушке сидит баба-яга, костяная нога — холст ткет.
— Здравствуй, тетушка! — говорит девочка.
— Здравствуй, племянница! — говорит баба-яга. — Что тебе надобно?
— Меня мачеха послала попросить у тебя иголочку и ниточку — мне рубашку сшить.
— Хорошо, племяннушка, дам тебе иголочку да ниточку, а ты садись покуда поработай!
Вот девочка села у окна и стала ткать.
А баба-яга вышла из избушки и говорит своей работнице:
— Я сейчас спать лягу, а ты ступай, истопи баню и вымой племянницу. Да смотри, хорошенько вымой: проснусь — съем ее!
Девочка услыхала эти слова — сидит ни жива, ни мертва. Как ушла баба-яга, она стала просить работницу:
— Родимая моя! Ты не столько дрова в печи поджигай, сколько водой заливай, а воду решетом носи! — И ей подарила платочек.
Работница баню топит, а баба-яга проснулась, подошла к окошку и спрашивает:
— Ткешь ли ты, племяннушка, ткешь ли, милая?
— Тку, тетушка, тку, милая!
Баба-яга опять спать легла, а девочка дала коту мясца и спрашивает:
— Котик-братик, научи, как мне убежать отсюда.
Кот говорит:
— Вон на столе лежит полотенце да гребешок, возьми их и беги поскорее: не то баба-яга съест! Будет за тобой гнаться баба-яга — ты приложи ухо к земле. Как услышишь, что она близко, брось гребешок — вырастет густой дремучий лес. Пока она будет сквозь лес продираться, ты далеко убежишь. А опять услышишь погоню — брось полотенце: разольется широкая да глубокая река.
— Спасибо тебе, котик-братик! — говорит девочка.
Поблагодарила она кота, взяла полотенце и гребешок и побежала.
Бросились на нее собаки, хотели ее рвать, кусать, — она им хлеба дала. Собаки ее и пропустили.
Ворота заскрипели, хотели было захлопнуться — а девочка подлила им под пяточки маслица. Они ее и пропустили.
Березка зашумела, хотела ей глаза выстегать, — девочка ее ленточкой перевязала. Березка ее и пропустила. Выбежала девочка и побежала что было мочи. Бежит и не оглядывается.
А кот тем временем сел у окна и принялся ткать. Не столько ткет, сколько путает!
Проснулась баба-яга и спрашивает:
— Ткешь ли, племяннушка, ткешь ли, милая?
А кот ей в ответ:
— Тку, тетка, тку, милая!
Бросилась баба-яга в избушку и видит — девочки нету, а кот сидит, ткет.
Принялась баба-яга бить да ругать кота:
— Ах ты, старый плут! Ах ты, злодей! Зачем выпустил девчонку? Почему глаза ей не выдрал? Почему лицо не поцарапал?..
А кот ей в ответ:
— Я тебе столько лет служу, ты мне косточки обглоданной не бросила, а она мне мясца дала!
Выбежала баба-яга из избушки, накинулась на собак:
— Почему девчонку не рвали, почему не кусали?..
Собаки ей говорят:
— Мы тебе столько лет служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала!
Подбежала баба-яга к воротам:
— Почему не скрипели, почему не хлопали? Зачем девчонку со двора выпустили?..
Ворота говорят:
— Мы тебе столько лет служим, ты нам и водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела!
Подскочила баба-яга к березке:
— Почему девчонке глаза не выстегала?
Березка ей отвечает:
— Я тебе столько лет служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она мне ленточку подарила!
Стала баба-яга ругать работницу:
— Что же ты, такая-сякая, меня не разбудила, не позвала? Почему ее выпустила?..
Работница говорит:
— Я тебе столько лет служу — никогда слова доброго от тебя не слыхала, а она платочек мне подарила, хорошо да ласково со мной разговаривала!
Покричала баба-яга, пошумела, потом села в ступу и помчалась в погоню. Пестом погоняет, помелом след заметает...
А девочка бежала-бежала, остановилась, приложила ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, и уж совсем близко...
Достала девочка гребень и бросила через правое плечо. Вырос тут лес, дремучий да высокий: корни у деревьев на три сажени под землю уходят, вершины облака подпирают.
Примчалась баба-яга, стала грызть да ломать лес. Она грызет да ломает, а девочка дальше бежит.
Много ли, мало ли времени прошло, приложила девочка ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, уж совсем близко.
Взяла девочка полотенце и бросила через правое плечо. В тот же миг разлилась река — широкая-преширокая, глубокая-преглубокая!
Подскочила баба-яга к реке, от злости зубами заскрипела — не может через реку перебраться.
Воротилась она домой, собрала своих быков и погнала к реке:
— Пейте, мои быки! Выпейте всю реку до дна!
Стали быки пить, а вода в реке не убывает.
Рассердилась баба-яга, легла на берег, сама стала воду пить. Пила, пила, пила, пила, до тех пор пила, пока не лопнула.
А девочка тем временем знай бежит да бежит.
Вечером вернулся домой отец и спрашивает у жены:
— А где же моя дочка?
Баба говорит:
— Она к тетушке пошла — иголочку да ниточку попросить, да вот задержалась что-то.
Забеспокоился отец, хотел было идти дочку искать, а дочка домой прибежала, запыхалась, отдышаться не может.
— Где ты была, дочка? — спрашивает отец.
— Ах, батюшка! — отвечает девочка. — Меня мачеха посылала к своей сестре, а сестра ее — баба-яга, костяная нога. Она меня съесть хотела. Насилу я от нее убежала!
Как узнал все это отец, рассердился он на злую бабу и выгнал ее грязным помелом вон из дому. И стал он жить вдвоем с дочкой, дружно да хорошо.
Здесь и сказке конец.
Невзлюбила злая баба девочку, била ее, ругала, только и думала, как бы совсем извести, погубить.
Вот раз уехал отец куда-то, а мачеха и говорит девочке:
— Поди к моей сестре, твоей тетке, попроси у нее иголку да нитку — тебе рубашку сшить.
А тетка эта была баба-яга, костяная нога. Не посмела девочка отказаться, пошла, да прежде зашла к своей родной тетке.
— Здравствуй, тетушка!
— Здравствуй, родимая! Зачем пришла?
— Послала меня мачеха к своей сестре попросить иголку и нитку — хочет мне рубашку сшить.
— Хорошо, племянница, что ты прежде ко мне зашла, — говорит тетка. — Вот тебе ленточка, масло, хлебец да мяса кусок. Будет там тебя березка в глаза стегать — ты ее ленточкой перевяжи; будут ворота скрипеть да хлопать, тебя удерживать — ты подлей им под пяточки маслица; будут тебя собаки рвать — ты им хлебца брось; будет тебе кот глаза драть — ты ему мясца дай.
Поблагодарила девочка свою тетку и пошла.
Шла она, шла и пришла в лес. Стоит в лесу за высоким тыном избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, а в избушке сидит баба-яга, костяная нога — холст ткет.
— Здравствуй, тетушка! — говорит девочка.
— Здравствуй, племянница! — говорит баба-яга. — Что тебе надобно?
— Меня мачеха послала попросить у тебя иголочку и ниточку — мне рубашку сшить.
— Хорошо, племяннушка, дам тебе иголочку да ниточку, а ты садись покуда поработай!
Вот девочка села у окна и стала ткать.
А баба-яга вышла из избушки и говорит своей работнице:
— Я сейчас спать лягу, а ты ступай, истопи баню и вымой племянницу. Да смотри, хорошенько вымой: проснусь — съем ее!
Девочка услыхала эти слова — сидит ни жива, ни мертва. Как ушла баба-яга, она стала просить работницу:
— Родимая моя! Ты не столько дрова в печи поджигай, сколько водой заливай, а воду решетом носи! — И ей подарила платочек.
Работница баню топит, а баба-яга проснулась, подошла к окошку и спрашивает:
— Ткешь ли ты, племяннушка, ткешь ли, милая?
— Тку, тетушка, тку, милая!
Баба-яга опять спать легла, а девочка дала коту мясца и спрашивает:
— Котик-братик, научи, как мне убежать отсюда.
Кот говорит:
— Вон на столе лежит полотенце да гребешок, возьми их и беги поскорее: не то баба-яга съест! Будет за тобой гнаться баба-яга — ты приложи ухо к земле. Как услышишь, что она близко, брось гребешок — вырастет густой дремучий лес. Пока она будет сквозь лес продираться, ты далеко убежишь. А опять услышишь погоню — брось полотенце: разольется широкая да глубокая река.
— Спасибо тебе, котик-братик! — говорит девочка.
Поблагодарила она кота, взяла полотенце и гребешок и побежала.
Бросились на нее собаки, хотели ее рвать, кусать, — она им хлеба дала. Собаки ее и пропустили.
Ворота заскрипели, хотели было захлопнуться — а девочка подлила им под пяточки маслица. Они ее и пропустили.
Березка зашумела, хотела ей глаза выстегать, — девочка ее ленточкой перевязала. Березка ее и пропустила. Выбежала девочка и побежала что было мочи. Бежит и не оглядывается.
А кот тем временем сел у окна и принялся ткать. Не столько ткет, сколько путает!
Проснулась баба-яга и спрашивает:
— Ткешь ли, племяннушка, ткешь ли, милая?
А кот ей в ответ:
— Тку, тетка, тку, милая!
Бросилась баба-яга в избушку и видит — девочки нету, а кот сидит, ткет.
Принялась баба-яга бить да ругать кота:
— Ах ты, старый плут! Ах ты, злодей! Зачем выпустил девчонку? Почему глаза ей не выдрал? Почему лицо не поцарапал?..
А кот ей в ответ:
— Я тебе столько лет служу, ты мне косточки обглоданной не бросила, а она мне мясца дала!
Выбежала баба-яга из избушки, накинулась на собак:
— Почему девчонку не рвали, почему не кусали?..
Собаки ей говорят:
— Мы тебе столько лет служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала!
Подбежала баба-яга к воротам:
— Почему не скрипели, почему не хлопали? Зачем девчонку со двора выпустили?..
Ворота говорят:
— Мы тебе столько лет служим, ты нам и водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела!
Подскочила баба-яга к березке:
— Почему девчонке глаза не выстегала?
Березка ей отвечает:
— Я тебе столько лет служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она мне ленточку подарила!
Стала баба-яга ругать работницу:
— Что же ты, такая-сякая, меня не разбудила, не позвала? Почему ее выпустила?..
Работница говорит:
— Я тебе столько лет служу — никогда слова доброго от тебя не слыхала, а она платочек мне подарила, хорошо да ласково со мной разговаривала!
Покричала баба-яга, пошумела, потом села в ступу и помчалась в погоню. Пестом погоняет, помелом след заметает...
А девочка бежала-бежала, остановилась, приложила ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, и уж совсем близко...
Достала девочка гребень и бросила через правое плечо. Вырос тут лес, дремучий да высокий: корни у деревьев на три сажени под землю уходят, вершины облака подпирают.
Примчалась баба-яга, стала грызть да ломать лес. Она грызет да ломает, а девочка дальше бежит.
Много ли, мало ли времени прошло, приложила девочка ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, уж совсем близко.
Взяла девочка полотенце и бросила через правое плечо. В тот же миг разлилась река — широкая-преширокая, глубокая-преглубокая!
Подскочила баба-яга к реке, от злости зубами заскрипела — не может через реку перебраться.
Воротилась она домой, собрала своих быков и погнала к реке:
— Пейте, мои быки! Выпейте всю реку до дна!
Стали быки пить, а вода в реке не убывает.
Рассердилась баба-яга, легла на берег, сама стала воду пить. Пила, пила, пила, пила, до тех пор пила, пока не лопнула.
А девочка тем временем знай бежит да бежит.
Вечером вернулся домой отец и спрашивает у жены:
— А где же моя дочка?
Баба говорит:
— Она к тетушке пошла — иголочку да ниточку попросить, да вот задержалась что-то.
Забеспокоился отец, хотел было идти дочку искать, а дочка домой прибежала, запыхалась, отдышаться не может.
— Где ты была, дочка? — спрашивает отец.
— Ах, батюшка! — отвечает девочка. — Меня мачеха посылала к своей сестре, а сестра ее — баба-яга, костяная нога. Она меня съесть хотела. Насилу я от нее убежала!
Как узнал все это отец, рассердился он на злую бабу и выгнал ее грязным помелом вон из дому. И стал он жить вдвоем с дочкой, дружно да хорошо.
Здесь и сказке конец.
***
Баба-Яга и Заморышек
Жил-был старик да старуха; детей у них не было. Уж чего они ни делали, как ни молились богу, а старуха все не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами; попадается ему дорогою старый дед.
— Я знаю, — говорит, — что у тебя на мыслях; ты все об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку; что будет, сам увидишь!
Старик воротился в деревню; в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо.
Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, — а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался — хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему недостало имени.
— Ну, — говорит, — будь же ты Заморышек!
Растут у старика со старухою детки, растут не по дням, а по часам; выросли и стали работать, отцу с матерью помогать: сорок молодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется. Пришло время сенокосное; братья траву косили, стога ставили, поработали с неделю и вернулись на деревню; поели, что бог послал, и легли спать. Старик смотрит и говорит:
— Молодо-зелено! Едят много, спят крепко, а дела, поди, ничего не сделали!
— А ты прежде посмотри, батюшка! — отзывается Заморышек.
Старик снарядился и поехал в луга; глянул — сорок стогов сметано.
— Ай да молодцы ребята! Сколько за одну неделю накосили и в стога сметали.
На другой день старик опять собрался в луга, захотелось на свое добро полюбоваться; приехал — а одного стога как не бывало! Воротился домой и говорит:
— Ах, детки! Ведь один стог-то пропал.
— Ничего, батюшка! — отвечает Заморышек. — Мы этого вора поймаем; дай-ка мне сто рублев, а уж я дело сделаю.
Взял у отца сто рублев и пошел к кузнецу:
— Можешь ли сковать мне цепь, чтоб хватило с ног до головы обвить человека?
— Отчего не сковать!
— Смотри же, делай покрепче; коли цепь выдержит — сто рублев плачу, а коли лопнет — пропал твой труд!
Кузнец сковал железную цепь; Заморышек обвил ее вокруг себя, потянул — она и лопнула. Кузнец вдвое крепче сделал; ну, та годилась. Заморышек взял эту цепь, заплатил сто рублев и пошел сено караулить; сел под стог и дожидается.
Вот в самую полуночь поднялась погода, всколыхалось море, и выходит из морской глубины чудная кобылица, подбежала к первому стогу и принялась пожирать сено. Заморышек подскочил, обротал ее железной цепью и сел верхом. Стала его кобылица мыкать, по долам, по горам носить; нет, не в силах седока сбить! Остановилась она и говорит ему:
— Ну, добрый мóлодец, когда сумел ты усидеть на мне, то возьми-владей моими жеребятами.
Подбежала кобылица к синю морю и громко заржала; тут сине море всколыхалося, и вышли на берег сорок один жеребец; конь коня лучше! Весь свет изойди, нигде таких не найдешь!
Утром слышит старик на дворе ржанье, топот; что такое? А это его сынок Заморышек целый табун пригнал.
— Здорово, — говорит, — братцы! Теперь у всех у нас по коню есть; поедемте невест себе искать.
— Поедем!
Отец с матерью благословили их, и поехали братья в путь-дорогу далекую.
Долго они ездили по белому свету, да где столько невест найти? Порознь жениться не хочется, чтоб никому обидно не было; а какая мать похвалится, что у ней как раз сорок одна дочь народилась?
Заехали мóлодцы за тридевять земель; смотрят: на крутой горе стоят белокаменные палаты, высокой стеной обведены, у ворот железные столбы поставлены. Сосчитали — сорок один столб. Вот они привязали к тем столбам своих богатырских коней и идут на двор. Встречает их баба-яга:
— Ах вы, незваные-непрошеные! Как вы смели лошадей без спросу привязывать?
— Ну, старая, чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди, да после про вести и спрашивай.
Баба-яга накормила их, напоила, в баню сводила и стала спрашивать:
— Что, добрые молодцы, дела пытаете иль от дела лытаете?
— Дела пытаем, бабушка!
— Чего ж вам надобно?
— Да невест ищем.
— У меня есть дочери, — говорит баба-яга, бросилась в высокие терема и вывела сорок одну дéвицу.
Тут они сосватались, начали пить, гулять, свадьбы справлять. Вечером пошел Заморышек на своего коня посмотреть. Увидел его добрый конь и промолвил человеческим голосом:
— Смотри, хозяин! Как ляжете вы спать с молодыми женами, нарядите их в свои платья, а на себя наденьте женины; не то все пропадем!
Заморышек сказал это братьям; нарядили они молодых жен в свои платья, а сами оделись в женины и легли спать. Все заснули, только Заморышек глаз не смыкает. В самую полночь закричала баба-яга зычным голосом:
— Эй вы, слуги мои верные! Рубите незваным гостям буйны головы.
Прибежали слуги верные и отрубили буйны головы дочерям бабы-яги. Заморышек разбудил своих братьев и рассказал все, что было; взяли они отрубленные головы, воткнули на железные спицы кругом стены, потом оседлали коней и поехали наскоро.
Поутру встала баба-яга, глянула в окошечко — кругом стены торчат на спицах дочерние головы; страшно она озлобилась, приказала подать свой огненный щит, поскакала в погоню и начала палить щитом на все четыре стороны. Куда молодцам спрятаться? Впереди сине море, позади баба-яга — и жжет и палит! Помирать бы всем, да Заморышек догадлив был: не забыл он захватить у бабы-яги платочек, махнул тем платочком перед собою — и вдруг перекинулся мост через все сине море; переехали добрые молодцы на другую сторону. Заморышек махнул платочком в иную сторону — мост исчез, баба-яга воротилась назад, а братья домой поехали.
— Я знаю, — говорит, — что у тебя на мыслях; ты все об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку; что будет, сам увидишь!
Старик воротился в деревню; в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо.
Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, — а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался — хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему недостало имени.
— Ну, — говорит, — будь же ты Заморышек!
Растут у старика со старухою детки, растут не по дням, а по часам; выросли и стали работать, отцу с матерью помогать: сорок молодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется. Пришло время сенокосное; братья траву косили, стога ставили, поработали с неделю и вернулись на деревню; поели, что бог послал, и легли спать. Старик смотрит и говорит:
— Молодо-зелено! Едят много, спят крепко, а дела, поди, ничего не сделали!
— А ты прежде посмотри, батюшка! — отзывается Заморышек.
Старик снарядился и поехал в луга; глянул — сорок стогов сметано.
— Ай да молодцы ребята! Сколько за одну неделю накосили и в стога сметали.
На другой день старик опять собрался в луга, захотелось на свое добро полюбоваться; приехал — а одного стога как не бывало! Воротился домой и говорит:
— Ах, детки! Ведь один стог-то пропал.
— Ничего, батюшка! — отвечает Заморышек. — Мы этого вора поймаем; дай-ка мне сто рублев, а уж я дело сделаю.
Взял у отца сто рублев и пошел к кузнецу:
— Можешь ли сковать мне цепь, чтоб хватило с ног до головы обвить человека?
— Отчего не сковать!
— Смотри же, делай покрепче; коли цепь выдержит — сто рублев плачу, а коли лопнет — пропал твой труд!
Кузнец сковал железную цепь; Заморышек обвил ее вокруг себя, потянул — она и лопнула. Кузнец вдвое крепче сделал; ну, та годилась. Заморышек взял эту цепь, заплатил сто рублев и пошел сено караулить; сел под стог и дожидается.
Вот в самую полуночь поднялась погода, всколыхалось море, и выходит из морской глубины чудная кобылица, подбежала к первому стогу и принялась пожирать сено. Заморышек подскочил, обротал ее железной цепью и сел верхом. Стала его кобылица мыкать, по долам, по горам носить; нет, не в силах седока сбить! Остановилась она и говорит ему:
— Ну, добрый мóлодец, когда сумел ты усидеть на мне, то возьми-владей моими жеребятами.
Подбежала кобылица к синю морю и громко заржала; тут сине море всколыхалося, и вышли на берег сорок один жеребец; конь коня лучше! Весь свет изойди, нигде таких не найдешь!
Утром слышит старик на дворе ржанье, топот; что такое? А это его сынок Заморышек целый табун пригнал.
— Здорово, — говорит, — братцы! Теперь у всех у нас по коню есть; поедемте невест себе искать.
— Поедем!
Отец с матерью благословили их, и поехали братья в путь-дорогу далекую.
Долго они ездили по белому свету, да где столько невест найти? Порознь жениться не хочется, чтоб никому обидно не было; а какая мать похвалится, что у ней как раз сорок одна дочь народилась?
Заехали мóлодцы за тридевять земель; смотрят: на крутой горе стоят белокаменные палаты, высокой стеной обведены, у ворот железные столбы поставлены. Сосчитали — сорок один столб. Вот они привязали к тем столбам своих богатырских коней и идут на двор. Встречает их баба-яга:
— Ах вы, незваные-непрошеные! Как вы смели лошадей без спросу привязывать?
— Ну, старая, чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди, да после про вести и спрашивай.
Баба-яга накормила их, напоила, в баню сводила и стала спрашивать:
— Что, добрые молодцы, дела пытаете иль от дела лытаете?
— Дела пытаем, бабушка!
— Чего ж вам надобно?
— Да невест ищем.
— У меня есть дочери, — говорит баба-яга, бросилась в высокие терема и вывела сорок одну дéвицу.
Тут они сосватались, начали пить, гулять, свадьбы справлять. Вечером пошел Заморышек на своего коня посмотреть. Увидел его добрый конь и промолвил человеческим голосом:
— Смотри, хозяин! Как ляжете вы спать с молодыми женами, нарядите их в свои платья, а на себя наденьте женины; не то все пропадем!
Заморышек сказал это братьям; нарядили они молодых жен в свои платья, а сами оделись в женины и легли спать. Все заснули, только Заморышек глаз не смыкает. В самую полночь закричала баба-яга зычным голосом:
— Эй вы, слуги мои верные! Рубите незваным гостям буйны головы.
Прибежали слуги верные и отрубили буйны головы дочерям бабы-яги. Заморышек разбудил своих братьев и рассказал все, что было; взяли они отрубленные головы, воткнули на железные спицы кругом стены, потом оседлали коней и поехали наскоро.
Поутру встала баба-яга, глянула в окошечко — кругом стены торчат на спицах дочерние головы; страшно она озлобилась, приказала подать свой огненный щит, поскакала в погоню и начала палить щитом на все четыре стороны. Куда молодцам спрятаться? Впереди сине море, позади баба-яга — и жжет и палит! Помирать бы всем, да Заморышек догадлив был: не забыл он захватить у бабы-яги платочек, махнул тем платочком перед собою — и вдруг перекинулся мост через все сине море; переехали добрые молодцы на другую сторону. Заморышек махнул платочком в иную сторону — мост исчез, баба-яга воротилась назад, а братья домой поехали.
***
Бабушка, внучка и курочка
Жили-были бабушка Даша, внучка Маша да курочка Ряба. Вместе жили, вместе ели-пили, вместе по воду ходили.
Бывало, бабушка по воду к речке идет, а ведра у нее брякают:
Бряк-бряк!
Внучка по воду к речке идет, а ведерки у нее:
Бляк-бляк, бляк-бляк!
Курочка по воду к речке идет, а ведерушки у нее:
Звяк-звяк-звяк, звяк-звяк-звяк!
Бабушка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап!
Внучка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап, кап-кап!
Курочка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап-кап, кап-кап-кап!
Вот пошли они раз по воду. Впереди бабушка Даша, по середочке внучка Маша, а позади курочка Ряба.
Ведерки на коромыслах качаются, скрипят коромысла, песню поют, а ведерки им поддакивают.
Как у бабушки:
Скрип! Бряк!
Как у внученьки:
Скрип-скрип! Бляк-бляк!
Как у курочки:
Скрип-скрип-скрип! Звяк-звяк-звяк!
В ту пору, в то время висело на ветке яблочко. Заслушалось яблочко, загляделось яблочко, вытянуло веточку, да и сорвалось с дерева. Покатилось яблочко по траве, с травы на дорожку, по дорожке под горку. Подкатилось яблочко курочке под ножки — курочка упала, перевернулась. Подкатилось внучке под ножки — внучка упала, перевернулась. Подкатилось бабушке под ноги — бабушка упала, перевернулась, закряхтела, заохала.
А коромысло-то:
Скрип-скрип-скрип!
А ведерко-то:
Бряк-бляк-звяк!
То-то шуму, то-то звону, то-то скрипу!
Прибежал на шум, скрип, звон дедушка.
— Что случилось, что приключилось?!
Курочка кудахчет:
— На меня ястреб налетел!
Внучка плачет:
— На меня волк наскочил!
Бабушка охает:
— На меня медведь насел!
А всего-то было одно яблочко!
Бывало, бабушка по воду к речке идет, а ведра у нее брякают:
Бряк-бряк!
Внучка по воду к речке идет, а ведерки у нее:
Бляк-бляк, бляк-бляк!
Курочка по воду к речке идет, а ведерушки у нее:
Звяк-звяк-звяк, звяк-звяк-звяк!
Бабушка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап!
Внучка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап, кап-кап!
Курочка с речки идет, а вода у нее:
Кап-кап-кап, кап-кап-кап!
Вот пошли они раз по воду. Впереди бабушка Даша, по середочке внучка Маша, а позади курочка Ряба.
Ведерки на коромыслах качаются, скрипят коромысла, песню поют, а ведерки им поддакивают.
Как у бабушки:
Скрип! Бряк!
Как у внученьки:
Скрип-скрип! Бляк-бляк!
Как у курочки:
Скрип-скрип-скрип! Звяк-звяк-звяк!
В ту пору, в то время висело на ветке яблочко. Заслушалось яблочко, загляделось яблочко, вытянуло веточку, да и сорвалось с дерева. Покатилось яблочко по траве, с травы на дорожку, по дорожке под горку. Подкатилось яблочко курочке под ножки — курочка упала, перевернулась. Подкатилось внучке под ножки — внучка упала, перевернулась. Подкатилось бабушке под ноги — бабушка упала, перевернулась, закряхтела, заохала.
А коромысло-то:
Скрип-скрип-скрип!
А ведерко-то:
Бряк-бляк-звяк!
То-то шуму, то-то звону, то-то скрипу!
Прибежал на шум, скрип, звон дедушка.
— Что случилось, что приключилось?!
Курочка кудахчет:
— На меня ястреб налетел!
Внучка плачет:
— На меня волк наскочил!
Бабушка охает:
— На меня медведь насел!
А всего-то было одно яблочко!
***
Байка про тетерева
Захотел тетерев дом строить.
Подумал-подумал:
«Топора нет, кузнецов нет — топор сковать некому».
Некому выстроить тетереву домишко.
«Что ж мне дом заводить? Одна-то ночь куда ни шла!»
Бултых в снег!
В снегу ночку ночевал, поутру рано вставал, по вольному свету полетал, громко, шибко покричал, товарищей поискал. Спустился на землю, свиделся с товарищем.
Они играли, по кусточкам бродили, местечко искали, гнездышки свивали, яичушки сносили и деток выводили.
С детками они во чисто поле ходили, деток мошками кормили, на вольный свет выводили и по вольному свету летали и опять зимой в снегу ночевали.
«А одна-то ночь куда ни шла! Чем нам дом заводить, лучше на березыньках сидеть, во чисто поле глядеть, красну весну встречать, шулдар-булдары кричать!»
Подумал-подумал:
«Топора нет, кузнецов нет — топор сковать некому».
Некому выстроить тетереву домишко.
«Что ж мне дом заводить? Одна-то ночь куда ни шла!»
Бултых в снег!
В снегу ночку ночевал, поутру рано вставал, по вольному свету полетал, громко, шибко покричал, товарищей поискал. Спустился на землю, свиделся с товарищем.
Они играли, по кусточкам бродили, местечко искали, гнездышки свивали, яичушки сносили и деток выводили.
С детками они во чисто поле ходили, деток мошками кормили, на вольный свет выводили и по вольному свету летали и опять зимой в снегу ночевали.
«А одна-то ночь куда ни шла! Чем нам дом заводить, лучше на березыньках сидеть, во чисто поле глядеть, красну весну встречать, шулдар-булдары кричать!»
***
Барин и гусак
Жил-был барин; вышел однажды на базар и купил себе канарейку за пятьдесят рублей. Случилось быть при этом мужику; пришел мужик домой и говорит своей бабе:
— Знаешь ли что, жена?
— А что?
— Ходил я сегодня на базар; там был и барин, и купил он себе малую пташку — пятьдесят рублей заплатил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли?
— Понеси!
Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит:
— Купи, барин, гусака.
— А что стоит? — спросил барин.
— Сто рублей.
— Ах ты, болван!
— Да коли ты за малую пташку не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево!
Барин рассердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром.
— Ну, ладно, — сказал мужик, — попомнишь ты этого гусака!
Воротился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и опять пошел; идет мимо барского дома и кричит:
— Кому теплы сени работать?
Барин услыхал, зовет его к себе:
— Да сумеешь ли ты сделать?
— Отчего не сделать; вот тут неподалечку растет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой топить не надо.
— Ах, братец, — сказал барин, — покажи мне этот лес поскорее.
— Изволь, покажу.
Поехали они вдвоем в лес.
В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать, а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель. Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его дуть да приговаривать:
— Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!
Уж он его дул, дул! Вволю натешился и сказал:
— Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли не отдашь гусака да сотню рублей в придачу.
Сказал и ушел, а барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да пока нашли, да из тисков высвободили — времени и многонько ушло!
Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром и опять идет мимо барского двора и кричит:
— Кого полечить?
Барин услыхал, зовет его:
— Ты что за человек?
— Я дохтур: всякую болезнь снимаю.
— Ах, братец, пожалуйста, вылечи меня!
— Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню.
Тотчас вытопили баню.
— Ну, — говорит мужик барину, — пойдем лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного глаза!
Пошли они вдвоем в баню; барин разделся.
— А что, сударь, — спрашивает дохтур, — стерпишь ли, коли в этаком жару начну тебя мазью пачкать?
— Нет, не стерпеть мне! — говорит барин.
— Как же быть? Не велишь связать тебя?
— Пожалуй, свяжи.
Мужик связал его бечевою, взял нагайку и давай валять на обе корки. Уж он валял, валял, а сам приговаривал:
— Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!
После, уходя, сказал:
— Ну, барин, бил я тебя два раза; прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей на придачу.
Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать третьего раза и отослал мужику и гусака, и двести рублей.
— Знаешь ли что, жена?
— А что?
— Ходил я сегодня на базар; там был и барин, и купил он себе малую пташку — пятьдесят рублей заплатил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли?
— Понеси!
Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит:
— Купи, барин, гусака.
— А что стоит? — спросил барин.
— Сто рублей.
— Ах ты, болван!
— Да коли ты за малую пташку не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево!
Барин рассердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром.
— Ну, ладно, — сказал мужик, — попомнишь ты этого гусака!
Воротился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и опять пошел; идет мимо барского дома и кричит:
— Кому теплы сени работать?
Барин услыхал, зовет его к себе:
— Да сумеешь ли ты сделать?
— Отчего не сделать; вот тут неподалечку растет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой топить не надо.
— Ах, братец, — сказал барин, — покажи мне этот лес поскорее.
— Изволь, покажу.
Поехали они вдвоем в лес.
В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать, а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель. Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его дуть да приговаривать:
— Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!
Уж он его дул, дул! Вволю натешился и сказал:
— Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли не отдашь гусака да сотню рублей в придачу.
Сказал и ушел, а барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да пока нашли, да из тисков высвободили — времени и многонько ушло!
Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром и опять идет мимо барского двора и кричит:
— Кого полечить?
Барин услыхал, зовет его:
— Ты что за человек?
— Я дохтур: всякую болезнь снимаю.
— Ах, братец, пожалуйста, вылечи меня!
— Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню.
Тотчас вытопили баню.
— Ну, — говорит мужик барину, — пойдем лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного глаза!
Пошли они вдвоем в баню; барин разделся.
— А что, сударь, — спрашивает дохтур, — стерпишь ли, коли в этаком жару начну тебя мазью пачкать?
— Нет, не стерпеть мне! — говорит барин.
— Как же быть? Не велишь связать тебя?
— Пожалуй, свяжи.
Мужик связал его бечевою, взял нагайку и давай валять на обе корки. Уж он валял, валял, а сам приговаривал:
— Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!
После, уходя, сказал:
— Ну, барин, бил я тебя два раза; прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей на придачу.
Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать третьего раза и отослал мужику и гусака, и двести рублей.
ИНТЕРЕСНОЕ ДЛЯ ЖЕНЩИН:
| Комментарии |
|
3.26 Copyright (C) 2008 Compojoom.com / Copyright (C) 2007 Alain Georgette / Copyright (C) 2006 Frantisek Hliva. All rights reserved."
Следующие материалы:
- Гадкий утёнокХорошо было за городом! Стояло лето. На полях уже золотилась рожь, овес зеленел, сено было смётано в стога; по зеленому лугу расхаживал д…
Русские народные сказкиВо лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звёзды В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у него был сын Ива…
">Русские народные сказки
Русские народные сказкиБрысь, окаянная, брысь! В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да …
">Русские народные сказки
Русские народные сказкиБеззаботная жена Жили-были муж с женой. Жена была баба ленивая и беззаботная, да к тому же еще и большая лакомка: все проела на…
">Русские народные сказки
Русские народные сказкиБарин и мужик Поехал старик в поле пахать и выпахал клад денег, много золота — целый воз. Привез клад домой и спрятал его. А са…
">Русские народные сказки
Предыдущие материалы:
-
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий — дурачок Емеля.Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.…">По щучьему велению. Русская сказка
-
Читать знаменитую английскую сказку для самых маленьких деток :Жили-были на свете три поросенка. Три брата. Все одинакового роста, кругленькие, розовы…">Три поросенка. Английская сказка для малышей