В стары годы, в старопрежние, в красну весну, в теплые лета сделалась такая соморота, в мире тягота: стали появляться комары да мошки, людей кусать, горячую кровь пропускать. Проявился мизгирь (устар. мизгирь — паучок), удалой добрый молодец, стал ножками трясти да мерёжки плести, ставить на пути, на дорожки, куда летают комары да мошки.
Муха грязна, строка некошна, полетела, да чуть не пала, да к мизгирю в сеть попала; то ее мизгирь стал бить, да губить, да за горло давить. Муха мизгирю возмолилася:
— Батюшка мизгирь! Не бей ты меня, не губи ты меня: у меня много будет детей сиротать, по дворам ходить и собак дразнить.
То её мизгирь опустил; она полетела, забунчала, известила всем комарам и мошкам:
— Ой еси вы, комары и мошки! Убирайтесь под осиново корище: проявился мизгирь, стал ножками трясти, мерёжки плести, ставить на пути, на дорожки, куда летают комары да мошки; всех изловит!
Они полетели, забились под осиново корище, лежат, яко мертвы.
Мизгирь пошел, нашел сверчка, таракана и клопа:
— Ты, сверчок, сядь на кочок испивать табачок; а ты, таракан, ударь в барабан, а ты, клоп-блинник, поди под осиново корище, проложь про меня, мизгиря-борца, добра молодца, такую славу, что мизгиря-борца, добра молодца, в живе нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.
Сверчок сел на кочок испивать табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиново корище, говорит:
— Что запали, лежите, яко мертвы? Ведь мизгиря-борца, добра молодца, в живе нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.
Они возрадовались и возвеселились, по трою перекрестились, полетели, чуть не пали, да к мизгирю все в сеть попали.
Он и говорит:
— Что вы очень мелки! Почаще бы ко мне в гости бывали, пивца-винца испивали и нам бы подавали!